на меня воззрилась. Я на нее.
— Ты же рассказывала, что туда каждого двадцатого заваливается куча горняков, чтоб промочить горло перед долгой дорогой домой. Напиваются в хлам и уезжают на автобусе к родным с уполовиненной получкой. Сама ж говорила, стоит туда устроиться, можно грабануть и легко, там все выходы-проходы как лабиринт, и много — выручка тыщ под пятьдесят. Водку да коньяк берут, больше ничего, и еще с собой по карманам распихивают. Горняки же. Вот меня б устроила в столовку, сейчас…
— Прекрати немедля, я тебя не слышу, — возопила Оля. — Вот ведь умник, мог бы хоть пораньше план свой подготовить.
— Солнышко, прости, но он мне только сейчас в голову пришел.
— А мы бы тогда Ковальчука без всяких яковов ограбили. И самим польза и… — Она остановилась на полуслове и махнула рукой. — Да, что теперь-то, в самом деле, главное, отбиться и второй, вернее, третий этап подготовить.
— Не фазу?
— Да кто ж ее знает. Пока неясно.
Михалыч усмехнулся на нас, на Олино смятение, прибавил насчет несуразности плана и пошел на кухню, готовиться к трапезе. Оля традиционно варила и жарила на всех, мы как-то уже привыкли к этому. Сегодня она только подзадержалась. Я нашел ее в спальне, она сидела в уголке и тихо нервничала.
— Мандраж?
— Не надо было тебе рассказывать про столовку. Глупо, но я вдруг подумала, что нас бы не тронули, грабани мы вот так вот Ковальчука.
— Да почему Ковальчука-то? Я к слову сказал. А на самом деле, на черта нам его миллионы, потом хлопот самим не оберешься перепрятывать и перекладывать. Все одно выйдут на них и посадят по самое не балуйся. Да и со столовкой, тут тоже шито белыми нитками, я ведь не знаю там ничего.
— У меня знакомые там есть, могли бы устроить.
— Все, солнце, проехали. Ерунда это все, нам главное, сейчас перетерпеть и дождаться, пока Чернец сработает. План куда безопасней. А свое мы уже получили и поболе того, что могли. Солнышко, не бери в голову, вот просветлишь разум, сама поймешь, из-за чего распереживалась.
Она поглядела на меня. Потом несмело улыбнулась.
— Я так понимаю, на кухне без меня ничего не кипит и не жарится.
— Это верно.
— И так ты меня готовишь к визиту милиции.
Я молча кивнул. Она вздохнула.
— Вот ведь достался же мне супруг. Ничего не утаивает, даже обидно.
— Пойдем, без тебя у нас ничего не выходит. Кроме пакетиков.
Она подхватилась.
— Да-да. Я уже поняла.
— Солнце, мы же обо всем уже договорились и все проговорили. И ты тоже, когда заявятся, больше нужного не говори, молчи и смотри. У меня опыта поболе.
— Ох уж этот опыт.
— Но сама посуди, уж таскали по делу Артура. И раньше тоже, ОБХСС приходил, тоже искал, опрашивал. И сейчас не найдет.
Найти пытались, в самом деле. Виктория лишь дважды или трижды появилась в стенах «Асбеста» после посещения ее следователями прокуратуры, а после этого как испарилась. Да, ей обвинение не предъявляли, возможно, пока отпустили под подписку о невыезде. Конечно, она выгораживала себя и старалась повесить все на брата, раз уж они так решили. Раз уж Борис сам обо всем позаботился и своими показаниями старался причинить минимальный урон сестре. Если и допрашивали, то чтоб узнать самый минимум. Но вот только адвокат, немедля нанятый дядей, тут же запретил всякое общение напрямую, только через него. Неудивительно, что немедля после этого, через неделю после моего появления у Чернеца, следователи прибыли в ателье, распугав напрочь всех бесчисленных клиенток Марии и единственного моего клиента, того самого, что решился придти второй раз и заказать плащ. И даже успеть согласится на мой вариант, копирайтный, не хухры-мухры.
Не уверен, что у него хватит смелости добраться до ателье снова.
Меня допрашивали часа три, сперва один следователь, потом другой. Нажимали, улещивали, успокаивали, играя в стародавнюю игру злого и доброго. Я твердил свое — да, можно сказать, я личный портной Виктории. Она была на нашей свадьбе, пила мало, это я приметил, там же и подошла ко мне, это я тоже хорошо помню, с предложением. Она и раньше интересовалась мной, я знаю, но вот тогда подошла, но потом жена очень тяжело заболела, мы не договорились. Зайти я смог лишь, когда убедился, что с супругой все в порядке. Вы знаете, когда это случилось. Был всего в трех комнатах: ее спальне, где получил ткани, гардеробной, где смотрел ее наряды, чтоб сориентироваться по крою и предпочтениям и столовой, где смотрел сами ткани, ибо разложить на большом столе куски только там и можно, видимо. Шить собирался в ателье, пока работы у меня там своей особо нет, а тут хороший заказ в руки шел, да левый, но, это уже разговор о другом. Нет, Бориса не видел, не слышал, собственно, узнал, что это кузен Виктории из газет. Да, не исключаю возможности его пребывания во время моего визита к ней, но там столько комнат, и в каждой можно прятаться сколь угодно долго. И потом, меня водили осторожно, как и положено хорошей хозяйке, в сопровождении, чтоб не заплутал. А планировка в ее апартаментах та еще, назад бы сам не вышел.
Поняв, что проку от меня нет, а только одна реклама продукции, следователи отпустили и тоже заставили подписать «невыезд». Я подмахнул, лишь плечами пожав, в ближайшие месяцы и так не собирался никуда. Вот только медовый месяц с супругой у нас так и не случился, как мы хотели, надеюсь, подписка не затянется.
Меня выгнали. Потом снова пригласили, снова с теми же вопросами, но в другом порядке. А когда на следующий день журналисты «Желтой газеты» опубликовали просторную статью на две страницы о «личном модельере Виктории», следователи прекратили со мной всякие сношения, понимая, что лишь рекламируют меня, а не получают информацию. Я же в пятницу заскочил в редакцию, где дал пространное интервью о своей работе, своих отношениях с племянницей Ковальчука и о планах на будущее. К сожалению, читателям оно показалось бы неинтересным, а потому в свет не вышло — больно мало подноготной я выложил интервьюерам. А к моему большому облегчению, Олю даже не тронули. Ни они, ни следователи, поняв, видимо, насколько далеки мы от той, что считала нас своими близкими — что всех, проявлявших к ней поддельный интерес, считала таковыми, пусть не всерьез, но хоть в качестве самоподдержки.
Зато ко мне стали захаживать клиенты, уже из читателей «Желтой газеты», — поначалу убедиться в том, что означенное в издании лицо существует, но позже — и что-то заказать. Так что известие
